Иммерсивный спектакль из XVI века
25 февраля 2017На Пушкинском фестивале во Пскове реконструировали «Пещное действо»
Сейчас никого не удивишь тем, что театр всё чаще сознательно размывает границы между собой и реальной жизнью. Примером тому может послужить показанное на псковском Пушкинском фестивале «Пещное действо».
Что такое «пещное действо»? Это церковный архиерейский чин XVI-XVII веков, отсылающий к ветхозаветным событиям: вавилонский царь Навуходоносор приказал трём иудейским отрокам поклониться золотому идолу и за неподчинение вверг их в пещь огненную. Но огонь не опалил отроков, они стояли в раскалённой пещи и славили Бога. Затем явился Ангел Господень и охладил пещь, и отроки вышли оттуда невредимыми. В воспоминание об этом в Успенском соборе московского Кремля и других кафедральных соборах Руси совершался чин «пещного действа». Но далеко не все знают, что в XVI-XVII веках в этом месте богослужения в соборах разыгрывалось настоящее театральное действо, воспроизводящее библейские события.
Реконструировать это действо решился руководитель ансамбля духовной музыки «Сирин» Андрей Котов в сотрудничестве с ансамблем «Ex Libris» (руководитель Даниил Саяпин). В основу работы музыкантов легла кандидатская диссертация Полины Терентьевой о «Пещном действе», древние чиновники (архиерейские служебники) и архивные материалы. Также музыканты узнали, что чин «пещного действа» пришёл на Русь из Византии, где появился ещё в X столетии, а широкое распространение получил в XII веке.
Воссозданием этого чина на сцене Андрей Котов занимается уже много лет: в 2001 году была попытка реконструкции, показанная на сцене театра Анатолия Васильева, и после долгой работы в 2010 году – в Польше. Проблема заключалась в том, что «Пещное действо» должно исполняться двумя хорами особым многоголосным распевом –древнерусским стилем исполнения торжественных богослужебных песнопений, который требует от исполнителей большой музыкальной грамотности и хорошо развитого слуха.
На Пушкинском театральном фестивале в Пскове состоялась премьера музыкально-богословской постановки.
Встречают зрителя Приказные палаты Псковского кремля с белёным сводчатым потолком и иконами на стенах. В углу -- печь, облицованная зелёным изразцом. Трудно представить, чтобы туда кого-то ввергли. Эта печь так и останется частью декорации, для отроков же приготовлен небольшой помост, над которым закреплено иконографическое изображение ангела в виде клейма, которым украшают алтари. Атмосферу храма создаёт всё вокруг: подвешенная к потолку люстра в виде небольшого паникадила, иконы, два аналоя, стоящие перед зрителями.
Предваряет «действо» вступительное слово руководителя ансамбля «Сирин» Андрея Котова. Он поясняет зрителю, что сейчас перед ним предстанет не театральная постановка, не музыкальная композиция на духовную тему, а настоящий церковный чин, каким он был в XVI-XVII веках в Успенском соборе московского Кремля. Но для того, чтобы в наибольшей степени погрузить зрителя в контекст времени и места, необходимо показать, как выглядела целиком та самая утреня, в состав которой входил чин «пещного действа».
Это вступление поставило перед зрителем немало вопросов. Если это не спектакль, а служба, то как на ней себя вести? Стоять или сидеть? И что делать тем, кто хотел не на службу, а на реконструкцию «Пещного действа», известного всем театроведам по учебникам истории театра России? Что же будет?
Всё начинается с выхода исполнителей. Процессия, состоящая из трёх отроков, двух халдеев и окружающих их певцов в подрясниках с пением «Благословен еси, Боже отец наших» появляется из центрального прохода между зрительскими местами. «Халдеи» своей выправкой и секирами в руках напоминают опричников Ивана Грозного. «Отроки» же одеты в красные стихари (богослужебные облачения церковнослужителей): красный в церковной символике – цвет мученичества. В это время Андрей Котов, исполняющий роль «отроческого учителя», кладёт на центральный аналой икону. На другом аналое оказываются ноты. «Отроки» и «халдеи» занимают места на лавках возле стены лицом к зрителю. Целый час до исполнения 7-8 песни канона они просто сидят и ждут. Действовать в это время будет хор, исполняя песнопения утрени: пение заполняет собой всё пространство. Присутствующие в зале священники, возможно, нарушают заповедь «не завидуй»: наверное, каждый мечтал бы услышать такое пение у себя в храме.
На 7-й песне канона наконец начинается обещанное «действо». «Отроки» встают со своих мест, к ним подходит «отроческий учитель», повязывает их «убрусом» (большим полотенцем), словно соединяя друг с другом перед лицом предстоящего мучения, и ведёт к помосту, изображающему пещь. Никто ничего не играет, лица исполнителей лишены эмоций, они только механически выполняют предписанные действия, не демонстрируя своей сопричастности происходящему. Подобное поведение всё больше отсылает зрителей к церковному богослужению, участники которого никого не изображают и ничего не играют, а только воспроизводят необходимые слова и действия. Конечно, в этом смысле увиденное «пещное действо» совсем не театр, но разве это не то самое «я в предлагаемых обстоятельствах»?
Конечно, это далеко от восприятия современного зрителя, привыкшего видеть на сцене чувства, переживания, действия. Здесь этого не предполагалось: это только XVI век, до появления театра «психологических переживальщиков» ещё жить и жить. Но если это и не театр, то живая его история, позволяющая увидеть его зарождение, истоки, корни.
Итак, прямо на глазах у зрителей из церковного богослужения рождается театр. Оживают безучастно сидевшие в стороне «отроки», прикладываются к лежащей на аналое иконе, становятся в пещь и исполняют песнь «Благословен еси, Боже отец наших». Суровые «халдеи» чеканно ходят вокруг «отроков», направляя на них свои секиры; невелик выбор: сгореть или пасть от рук грозных стражников. Есть у «опричников» и свой «текст»: обращаясь друг к другу: «товарищ», спрашивают: «что видишь?» и получают ответы: «вижу, что в огненной пещи стоят три отрока и не сгорают». От «пещного действа», описанного в учебниках по истории театра, данное отличается тем, что Ангел не спускается и не спасает отроков, чудо происходит не визуально, а внутренне, психологически. «Халдеи» падают на колени перед «отроками», выпускают их из пещи и сами идут прикладываться к иконе, принимая веру вслед за чудесно спасшимися «отроками». Нет никакой игры, переживания и проживания, а только ритуальное воспроизведение действий. Отсутствует и разделение на актёра и персонажа: нет «я» и «он», есть «он», но очень символический, условный, а «меня» нет вовсе. Такой подход к реконструкции «пещного действа» остаётся единственно верным, ведь оно неотделимо от церковного богослужения и никогда не было частью игрового театра.
Но в Приказных палатах Псковского кремля «Пещное действо» стало настоящим театром. С окончанием самого чина «действа» не закончилась утреня, и хор снова появился перед зрителями, исполнив Великое славословие и Многолетие царю Алексею Михайловичу. После этого канонарх возгласил прокимен, а затем – Евангелие от Луки.
Один за другим люди в зале начали вставать. В этом смысле «Пещное действо» в Приказных палатах Псковского кремля – настоящий иммерсивный спектакль, в котором ты каждую минуту спрашиваешь себя: как мне себя вести, что делать? И не всегда получаешь ответы. В случае с Евангелием – кто я: прихожанин на службе XVI века или сторонний наблюдатель из века нынешнего? Если я в стороне, то зачем я сюда пришёл? На Евангелии встал весь зал, но не единовременно, а друг за другом, оглядываясь на остальных. Многие даже перекрестились в конце. Это ли не тот самый иммерсивный спектакль, творят который сами зрители? Ведь никто не мешал ничего не понимающим зрителям встать и уйти, отключиться, расслабиться, открыть фейсбук и написать пост: «Сижу на «Пещном действе» и ничего не понимаю». Но нет. Случился самый настоящий древний театр, такой «пратеатр» с минимумом театральности, сложный, требующий от зрителя того, на что, казалось бы, не способен наш современник. Полной вовлечённости в происходящее, понимания и соотнесения видимых событий с событиями библейскими, абсолютной тишины в зале-храме и выключенных мобильных телефонов.
Впрочем, в XVI веке их и не было…
Анастасия Блинова, студентка ГИТИСа
