Адское зелье

«Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего, - говорил у Чехова хозяин собаки – пьяный, как сапожник столяр Лука Александрыч. - Супротив человека ты всё равно, что плотник супротив столяра». Но в спектакле режиссёра-дебютанта Юлии Пересильд Каштанка не «супротив человека», а человек. Или всё же не человек? На встрече со старшими школьниками, прошедшей незадолго до премьеры в Псковском академическом театре драмы им. А.С. Пушкина, Юлия Пересильд предупредила: «Собачки с ушками и хвостиком не будет. У нас она то ли девочка, то ли собака. Я тоже, наверное, «Каштанка».

«Хорошо там, где хуже, но своё, родное»

С «Каштанки», поставленной по произведению Антона Чехова, начинался XXV Пушкинский театральный фестиваль. На открытии кинорежиссёр и руководитель Театрально-концертной дирекции Псковской области Дмитрий Месхиев вспомнил историю из нулевых годов, когда «молоденькая Юлия Пересильд с вытаращенными глазами пришла на кинопробы» (это была подготовка к сериалу «Принцесса и нищий»). Месхиев её взял в кино - в том числе и потому, что она была из Пскова. «Я учил её жизни и работе, - продолжил рассказывать Месхиев. – И это для неё был ад». Позднее Юлия Пересильд сказала будущему руководителю Театрально-концертной дирекции Псковской области Дмитрию Месхиеву: «Митрич, спасибо тебе за школу».

«Я сейчас за этот ад благодарна, - считает сегодня Юлия Пересильд. - Начинающий артист должен пройти через эти испытания… Я люблю, когда меня мучают, главное - понимать, ради чего?»

Начинающий режиссёр тоже обязан пройти через испытания. И они, наверное, должны быть ещё более адскими: ответственность больше. Но Юлия Пересильд знала, на что шла. Поставить на сцене родного города свой первый полноценный спектакль – это значит попасть под перекрёстный огонь. К землякам, добившимся успеха в столице, псковичи бывают вдвойне пристрастны.

«Я не боюсь тяжести, труда, - сказала Юлия Пересильд на той самой встрече со школьниками. - Я боюсь сплетен, гнилых людей, несправедливости». Псков весь этот стандартный набор в любой момент готов предоставить в неограниченном количестве. Особенно это касается анонимных комментаторов. Но даже если представить, что анонимы куда-то вдруг внезапно испарились, расслабляться не стоит. Юлия Пересильд ступила на скользкий путь интерпретации русской классики. Времени для репетиций, по её словам, было немного. Спектакль сочинялся всей театральной командой с вполне определённой целью. Замысел театральной «Каштанки» обговаривался Юлией Пересильд прошлым летом с Дмитрием Месхиевым в Детском парке. Тексты для песен, в основном, сочиняли сами артисты – одна Каштанка (Ксения Тишкова) сочинила для себя, другая Каштанка (Анна Шуваева) для себя – обе песни не без влияния музыки коллектива Bishop Briggs. Автором других текстов стали Александр Овчаренко и Елена Обухова.

Сцена из спектакля «Каштанка». Фото. А. Кокшаров.

«Спектакль я делаю безвозмездно, - пояснила начинающий театральный режиссёр. - Сейчас мне можно было бы «погламуриться» на других фестивалях или «рубить капусту» в кино. Но я никогда не работаю параллельно и не умею этого делать… Я хочу, чтобы эта история привлекла в театр молодёжь. Хочу, чтобы «Каштанка» получилась, и мы с ней покатались».

После спектакля сразу несколько зрителей с сожалением говорили, что «кататься со спектаклем» по стране ещё рано. Они ожидали большего. «Каштанка», в итоговой версии программки обозначенная как «rock-история без антракта», пока не производит цельного впечатления. Если есть на юбилейном Пушкинском фестивале rock-история, то это спектакль «Наше всё… Бродский» московского Театра Наций, показанный на следующий день после «Каштанки». Там как раз были энергия, напор, захватывающая дух поэтическая высота…

Что такое настоящий rock лучше многих других знает автор знаменитого документального фильма «Рок» режиссёр Алексей Учитель, сидевший на псковском спектакле «Каштанка» в первых рядах.

Алексей Учитель на премьере спектакля «Каштанка». Фото. А. Кокшаров.

Основную идею своего спектакля Юлия Пересильд (тоже из Театра Наций) объяснила заранее: «Каштанка – это очень русское произведение. История не могла произойти на американской почве. Ей предлагают стать звездой, но она вдруг почему-то меняет всё благоустройство на клей и стружки… Хорошо там, где хуже, но своё, родное… Вот «Ла-Ла Лэнд» - американская история».

Итак, Юлия Пересильд невольно противопоставила «Каштанке» «Ла-Ла Ленд» Дэмьена Шазелла.

Но «Ла-Ла Ленд» потому и получил в 2017 году столько «Оскаров», что отошёл от голливудских стереотипов. Там не воспевался путь к успеху. Герой Райана Гослинга, в каком-то смысле, и есть Каштанка: казалось бы, достиг успеха, но сознательно от него отказался.

Впрочем, кое-что Юлии Пересильд всё-таки удалось сделать. Артисты раскрепостились, особенно Наталья Петрова (Хавронья Ивановна). И вообще, все герои-«звери» на сцене выглядели убедительно… А умирание Гуся (Максим Плеханов), возможно, было самым сильным эпизодом спектакля. Но до смерти Гуся Ивана Ивановича надо было ещё дожить.

Хотя какая тут смерть? Сразу же после окончания спектакля молодой зритель, стоящий в очереди в гардероб, неожиданно произнёс: «Я понял, в чём смысл. Гусь жив!» Бывают и такие интерпретации. Да и сам чеховский рассказ, даром что классический, зрители знают плохо.

Когда Юлия Пересильд в школьной аудитории попросила отозваться тех, кто читал «Каштанку», руки подняли человека два-три. Неудивительно, что перед спектаклем Юлия, веселясь, упомянула про неожиданную зрительскую реакцию: «Один мальчик спросил у другого: «А где Герасим?» Если что, то Герасима в нашем спектакле не ищите. Его там нет».

Сцена из спектакля «Каштанка». Фото. А. Кокшаров.

Форма спектакля, его жанр, конечно, важные вещи для молодёжного успеха. Но не это главное. Если Кота посадить за ударную установку, то это обязательно понравится молодёжи? (А если не посадить – не понравится?)

Для успеха нужно, чтобы форма и содержание соответствовали друг другу, притёрлись, превратившись в одно целое. В некоторых эпизодах это удалось, но эпизодов явно недостаточно, чтобы считать «Каштанку» режиссёрским прорывом. Хотя Юлии Пересильд будет приятно оттого, что часть отчаянных зрителей уже занесла эту «Каштанку» в разряд культовых – лучших спектаклей на театральной сцене за многие годы. По их мнению, это лучший спектакль, который они видели. Как бы удивительно это ни звучало.

Наверное, нет ничего плохого, чтобы на сцене превратить животных в похожих на людей рок-музыкантов (почти как в «Бременских музыкантах», только кот там играл на гитаре, а собака на бас-гитаре). Но тогда для настоящего успеха песни должны были сочинять кто-то уровня Геннадия Гладкова и Юрия Энтина.

Кроме того, Чехов в своём рассказе трижды по разным поводам подчёркивает, что Каштанка – она же Тётка - не выносила музыки («не вынося музыки, которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла», «за стеной далеко играла ненавистная музыка», «он вынул из кармана дудочку и заиграл. Тётка, не вынося музыки, беспокойно задвигалась на стуле и завыла»). Для того чтобы помесь таксы с дворняжкой, помесь Каштанки с Тёткой полюбила музыку – музыка должна зрителей захватить. Причём чем быстрее, тем лучше. И не отпускать. Но этого ещё не произошло.

Если хорошо прислушаться, то в «Каштанке» Юлии Пересильд всё-таки можно обнаружить голос немого Герасима. А заодно ещё голоса профессора Преображенского и доктора Борменталя.

«Нельзя пугать собственный народ его же гениями»

Дмитрий Месхиев сказал, что на юбилейный фестиваль организаторы «постарались собрать всё лучшее и постарались учесть все вкусы». Лучшее или не лучшее - это как сказать… Но названия театров, участвующих в фестивале – громкие, или говоря иначе – модные. Театр Наций, Электротеатр «Станиславский», новосибирский «Красный факел», Центр имени Вс. Мейерхольда с артистами театра «Практика», Театр.doc… Разве что «Гоголь-центра» не хватало.

Как выразился совсем по другому поводу художественный руководитель московского Электротеатра «Станиславский» Борис Юхананов: «Театр боится громких фраз». Двухчасовая встреча с показом видеотрывков из двух спектаклей состоялась на Малой сцене псковского драмтеатра 9 февраля 2018 года. Из года в год лекции и творческие встречи на этом фестивале часто бывают значительно интереснее спектаклей. Первые полчаса Борис Юхананов посвятил рассказу о преобразовании театра им. Станиславского в Электротеатр (он именуется так по первому названию здания, в котором до революции действовал электротеатр «АРС»). Доброжелатели предупреждали нового руководителя: «Идёшь в клетку с дикими зверями». Но, по словам Юхананова, «Москва полна галлюциногенных страшилок… Страшилки истаяли на третий день общения с людьми». Выгонять режиссёр никого не стал, но театр закрыл на полтора года – на ремонт, а от прежнего репертуара избавился полностью. Так появился Электротеатр «Станиславский», который в Пскове организаторами фестиваля был представлен как «главный театр России», «будущее российского театра, его передовой фланг».

Самое сильное оживление и одобрение в зале во время встречи-лекции вызвало высказывание Юхананова о Мейерхольде, которым до сих пор иногда умудряются пугать консервативную публику: «Нельзя пугать собственный народ его же гениями. Народ испугается и что-нибудь натворит».

Борис Юхананов – мастер обстоятельных ответов на вопросы. Что ни вопрос – то подробнейший ответ, целая отдельная лекция с теоретической базой и примерами. Тем не менее, в двухчасовую лекцию вошло очень многое: от упоминания про «товстоноговских ученичков с их сталинским пониманием действия» до истории о том, как он «лечил» за деньги, в смысле, перемонтировал голливудские фильмы. О преследовании режиссёра Кирилла Серебренникова, Борис Юхананов тоже высказался.

Сцена из спектакля «Наше всё… Бродский». А. Кокшаров.

Отдельная тема: подготовка драматических актёров и режиссёров.

«Воспитание драматического актёра переживает не лучшие времена, - считает Борис Юхананов. – Но Анатолий Васильев ответственно отнёсся к этому. Он подлинный наследник русской театральной школы. Это Станиславский на следующем витке. Лучшей актёрской школы в мире нет».

Наверное, у драматических актёров и вправду не лучшие времена. Однако, судя по первой половине нынешнего фестиваля, у режиссёров проблемы посерьёзнее. Претензий к артистам меньше всего. Они делают то, что от них требуют и даже больше. Но так как роль режиссёров с каждым годом возрастает, а драматургов уменьшается, то очень часто мы наблюдаем режиссёрские спектакли. Оригинальный текст лишь повод рассказать что-то своё – параллельное или даже противоположное.

Борис Юхананов не ограничился словами и продемонстрировал на Малой сцене два видеоотрывка из своих спектаклей – «Синей птицы» и оперы «Октавия. Трепанация» на музыку Дмитрия Курляндского. В России эту оперу ещё не видели. Масштабная российская премьера намечена на лето 2018 года – на ВДНХ. Но мировая премьера этой сделанной с вызывающим размахом оперы уже была – в 2017 году в основной программе Holland Festival. «Октавия. Трепанация » посвящена столетию революции 1917 года и основана на двух текстах: эссе Льва Троцкого о Ленине и фрагментах пьесы Сенеки о римском императоре Нероне. На экране появились гигантская голова Ленина, раскрывающаяся во время «трепанации», маленький Троцкий, заглядывающий Ленину в «пасть», терракотовая армия воинов, колесница Нерона… Борис Юхананов рассказал, что у терракотовых воинов внутри и что делают певцы, если им там вдруг станет плохо (выбрасывают белый платок).

Борис Юхананов и Андрей Пронин на Малой сцене Псковского академического театра драмы им. А.С. Пушкина. Фото. А. Кокшаров.

Это очень хороший образ. Если вы задыхаетесь в своём удушливом культурном пространстве (не обязательно забираться в большую терракотовую фигуру) – поскорее выбрасывайте белый платок. Возможно, вас успеют спасти.

«Смутное, но радостное ощущение побега»

Немолодая изящная дама, вышедшая из зала после одного из представлений, тихо произнесла: «А при чём здесь Пушкин?» У завсегдатаев Пушкинского фестиваля, не пропускавших его с середины 90-х годов прошлого века, эта фраза сделалась постоянной присказкой, почти паролем. Закончится очередной спектакль или лекция, а они снова о своём: «Причём здесь Пушкин?» Обычно им отвечают что-то вроде: «Пушкин эту кашу двести лет назад заварил, а все остальные – последователи: Гоголь, Островский, Тургенев, Чехов, Зощенко, Бродский, Распутин…»

Вот вы напишете пьесу и тоже станете последователем автора «Маленьких трагедий» и «Бориса Годунова».

Самым бесспорным за первые фестивальные дни стал дважды показанный на большой сцене поэтический спектакль «Наше всё… Бродский». Нашлись те, кто, махнув рукой на Юхананова, дважды пришли на Дмитрия Сердюка – постановщика и исполнителя. Если претензии у зрителей и были, то они относились не Дмитрию Сердюку из Театра Наций, а к самому Иосифу Бродскому.

В Пскове Бродский, несмотря на мощный поэтический заряд его стихотворения «Псковский реестр», у части литературоцентричной публики вызывает отторжение. В лучшем случае они не считают Бродского русским поэтом, в худшем – вообще не считают поэтом.

«Наше всё… Бродский» - это не совсем поэтический спектакль. В той же степени его можно назвать рок-концертом. На сцене опять ударная установка, как и в «Каштанке», балалайка, как и в «Каштанке»… Когда балалайка появилась в начале спектакля Театра Наций «ГрозаГроза» режиссёра Евгения Марчелли- никто не удивился (и не удавился). Мелькнула шальная мысль: «Это одна и та же балалайка или разные?»

В общем, когда в театральном медиахолле показали один из лучших спектаклей нынешнего фестиваля «Дурацкие дети. Лёля и Минька» по рассказам Михаила Зощенко, то наиболее привередливым зрителям не хватило только балалайки.

Но Бродский под балалайку – это совсем не смешно. Скорее, это ироническая драма, начинающаяся совсем не со стихов, а с убийственного отрывка из эссе Бродского «Меньше единицы»: «Жил-был когда-то мальчик. Он жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками. Чего, однако, не произошло». А вы ещё спрашиваете, за что Бродского не любят в Пскове – в городе, в котором под стенами Кремля установили светящиеся буквы «Россия начинается здесь», причём буквы «Р», «О», «С», «С», «И» и «Я», если верить тем, кто их устанавливал, взяты с вывески разрушенной московской гостиницы «Россия», стоявшей когда-то неподалёку от московского Кремля.

Бродский – это не сгусток зла, ненавидящий пространство, которым правят выродки. Дальше звучит совсем другое: «И был город. Самый красивый город на свете. С огромной серой рекой, повисшей над своим глубоким дном, как огромное серое небо - над ней самой. Вдоль реки стояли великолепные дворцы с такими изысканно-прекрасными фасадами, что если мальчик стоял на правом берегу, левый выглядел как отпечаток гигантского моллюска, именуемого цивилизацией. Которая перестала существовать».

Это важно: перестала существовать. Жизнь после смерти только начинается.

В поэтических сроках Бродский то же самое – о смертных выродках и о бессмертном чуде - выразил намного короче. В «Речи о пролитом молоке», ещё находясь на Родине, он написал: «Знал бы Ирод, что чем он сильней, тем верней, неизбежнее чудо...»

И всё же полный положительной энергии и слегка меланхолической любви, спектакль этот про «смутное, но радостное ощущение побега» - от несвободы к свободе.

Что делать, если «нам судья противен, защитник страшен»? Для Бродского такой вопрос был не актуален. Он с юности знал ответ. Тюрьма, ссылка и эмиграция его не пугали потому, что, как он сам сказал, у него уже тогда был мир, от которого он не мог отказаться. Мир этот внутри, а не снаружи. «Разве должно было быть иначе?// Мы платили за всех, и не нужно сдачи».

О взаимоотношении художника и власти в спектакле, конечно, говорится. Звучат тысячу раз цитируемые стенограммы из зала Дзержинского суда города Ленинграда. Но только слова судьи произносит ребёнок. И это существенно меняет ракурс. По ту сторону баррикад не советская власть, а нечто более живучее. Царь Ирод перед дежурным избиением младенцев заговорил детским голоском.

Бродский – поэт на все случаи жизни. По этой причине так громко звучат в 2018 году в театральном зале строки, написанные 27-летним поэтом в 1967 году: «Равенство, брат, исключает братство.// В этом следует разобраться. // Рабство всегда порождает рабство. // Даже с помощью революций. // Капиталист развёл коммунистов. // Коммунисты превратились в министров.// Последние плодят морфинистов. // Почитайте, что пишет Луций».

Впрочем, даже Луция читать необязательно. Коммунисты превратились в министров, морфинисты правят бал, но чудо неизбежно.

Продолжение следует

Алексей СЕМЁНОВ

Источник: «Псковская губерния»