«Пушкину бы понравилось?»

Сергей Чехов, режиссер
Родился в городе Новосибирске в 1985 году.
В 2014 кончил Новосибирский государственный театральный институт.
За время студенчества поставил в НГДТ п/р С. Афанасьева спектакль «Diptico. Натюрморт с женщиной» по картинам Пабло Пикассо и Отто Дикса и организовал лабораторию молодой режиссуры «Герой.21». Дипломным спектаклем режиссера стал «Дядя Ваня» на сцене НГДТ.
Основатель Лаборатории «Асфальт-театр» в Новосибирске, в рамках которой продвигал свои проекты («Бешеные псы», «Путешествие Алисы в Швейцарию») на свободных площадках города в сезоне 2014-2015.
С 2015 года активно ставит в разных городах России. Его спектакли становятся участниками и лауреатами таких фестивалей как «Артмиграция», Фестиваль театров малых городов России, «Маска-плюс».
Номинант театральных премий «Золотая маска» и «Прорыв». Участник многих лабораторий, в том числе лаборатории современной драматургии «Любимовка», проекта «Репетиции» в Театре на Таганке и лаборатории «Красное Колесо» в Театре Наций.
В 2018 г. в Псковском академическом театре драмы им. А. С. Пушкина поставил спектакль по рассказу А. Платонова «Река Потудань».

Накануне премьеры мы встретились с Сергеем Чеховым после репетиции и поговорили о его спектакле «Река Потудань».

А как вы попали в театр, в режиссуру? С чего это у вас началось?

Я родился в Новосибирске. Лет с десяти мечтал снимать кино, но в то время не было технических возможностей. Стану-ка я, пожалуй, писателем, подумал я тогда и стал что-то писать, один рассказ даже опубликовали в «Сибирских огнях». Но потом я поступил в Новосибирский Государственный технический университет, а на третьем курсе случайно оказался в театральной студии. В 2008г. закончил НГТУ, год проработал по специальности и поступил в театральный.

Режиссура вас сразу увлекала?

Я мечтал быть актёром долгое время. Занимался в театральной студии как актёр, но в итоге поступил именно на режиссуру.

Вы еще учились в Мастерской Бориса Юхананова.

Я всего полгода там учился.

А почему так мало?

Потому что я поехал ставить. У меня уже было режиссерское образование, и мне надо было как-то выживать. Конечно, Юхананов какие-то важнейшие вещи для меня сформулировал, под правильным ракурсом. Мне очень интересно, что там происходит в Мастерской и что будет дальше. Он оказал на меня огромное влияние, но я не имею права называться его учеником. Да, я полгода учился, какие-то показы были, мы всё время варились внутри этой истории, и я слушал.

Сергей, прошло всего четыре года как вы закончили Новосибирский театральный институт, а уже такой впечатляющий послужной список постановок и наград. Сколько всего спектаклей вами поставлено?

«Потудань» будет 16-м спектаклем.

Я читала про ваш спектакль «Лондон» и мне показалось, что «Река Потудань» будет представлена в такой же стилистике.

Я не стал бы называть это стилистикой. Это скорее попытка нащупать своё направление в принципе в театре. Обнаружить свой собственный язык, которым хочется разговаривать, и это не стилистика. Стилистика — это же, как правило, просто внешние проявления. А здесь разговор про мысль. Начиная, наверное, со спектакля «Мой мужик на севере», который был поставлен в Новокузнецком драмтеатре в 2015-м году, практически каждый спектакль так или иначе связан с внутренней империей, то есть он больше взаимодействует с тем, что происходит внутри черепной коробки героя, нежели с тем, что происходит снаружи, в окружающем мире.

То, что внутри черепной коробки, всё равно нужно в зрительный ряд выстроить, иначе никто не поймёт.

Естественно.

Возможно, в театре будущего актёры будут неподвижно сидеть на сцене и транслировать зрителям свои роли, как в вашем спектакле «Река Потудань»?

Не совсем. Такие вещи могут работать как инструмент, фрагментарно, но всё равно для этого нужно каким-то образом подготовить восприятие зрителя.

Сергей, вы ищете свой путь, свой язык в театре. Такими вещами занимались реформаторы театрального искусства — Станиславский, Мейерхольд, Вахтангов.

Да. Но это связано не с тем, чтобы перевернуть мир и заявить «Вот, смотрите, какой я классный, я изменил театр, развернул его в другую сторону». Это связано с тем, что я пытаюсь разобраться в себе. Режиссура безумно эгоистичная профессия. Я занимаюсь очень конкретными вещами всегда. Делая спектакль, я пытаюсь разобраться в своих собственных чертях, в своих проблемах. Либо таким образом от них избавиться, либо подружиться с ними и смириться с тем, что они есть. Понятное дело, что в какой-то момент появляется необходимость формулирования собственного языка. Это связано с тем, что каждый человек разный, индивидуальный, и я хочу обнаружить, какая она у меня. Пытаясь сформулировать собственный театральный язык, я пытаюсь сформулировать себя. Вот это главная задача.

Как выбираете авторов? Почему Платонов? Почему «Река Потудань»?

Тут сложный синтез причин, одним словом не объяснишь. В какой-то степени, это проблема нашей режиссуры отечественной сейчас. И об этом говорил не раз Анатолий Васильев. О том, что у нас материал первостепенен, не тема, не идея. Я всё-таки считаю, что идея на первом месте должна быть. Другой вопрос, что эти процессы взаимооплодотворяемы. Иногда идея есть, но она не вербализирована, и у тебя есть предощущение важности темы, о которой тебе сейчас нужно высказаться или просто состояние, в котором ты находишься, которое нужно каким-то образом вынуть, препарировать и в нём разобраться. И вдруг ты читаешь текст «Река Потудань» и понимаешь, что вот именно этот текст соединяется с тобой.

Какая тема вас там затронула?

Для меня очень важно поговорить об этой контузии, в которой мы находимся до сих пор.

С революции?

Предположим, что где-то оттуда. Мы ведь не выкрутились до сих пор из всей этой истории. Мы находимся, такое ощущение, что в каком-то безвременье. И вот про это безвременье, про этот лимб, про нахождение в центре реки Стикс я постоянно и говорю. Мы уже вышли, но еще не пришли.

То есть Стикс и Потудань — это синонимы?

Конечно, они рифмуются. «Река Потудань» это модернистское произведение, в котором есть ряд лейтмотивов, начиная с христианских, продолжая языческими, мифологическими мотивами и заканчивая социалистической идеологией, которая тоже здесь немаловажна, потому что Платонов всё-таки верил в эту историю, он в этом смысле был идеалистом. Он верил в нового человека будущего. И в повести это явно ощущается, у Платонова есть надежда, больная, всё ещё контуженная, но надежда есть.

Посмотрев репетицию, я поняла, что вы экспериментируете, создаёте другую реальность, атмосферу, с пространством работаете, со звуком, актеры в спектакле не произносят текст.

Это, действительно, мне очень интересно. Есть, конечно, в этом во всём всякие вкусовые вещи, есть тяготение к минимализму, тяготение к отказу от излишнего разукрашивания и прочее. Мне интересно погрузить зрителя в пространство исследования.

Актёры для вас насколько важны?

Актёр для меня очень важен. В первую очередь важен как личность, как человек. Как он к этому подключается через собственную индивидуальность. Мне не очень интересно, когда создаются образы. Я не люблю театр характерностей, персонажей. А когда я вдруг вижу человека, и вижу, как его организм работает, вижу, как работает его личность, а здесь, несомненно, собрались личности, вижу, как через него вдруг начинает звучать платоновский текст, несмотря на то что они его не произносят — это совсем другое дело. Кстати, они же его произнесли, это же они в записи будут звучать, это их голоса, просто они разъединились: остались артисты, а их голоса звучат как поток реки, перетекая из одного в другой. Из этих же записей композитор Владимир Бочаров делает музыку. То есть в музыке не будет ни одной синтезированной или сыгранной нотки, никаких инструментов. Музыка создается из голосов актеров.

В спектакле заняты пять актеров. Кого они играют?

Они не персонажи повести Платонова, это не Люба, Никита, отец Никиты, их как таковых никто не играет. Мы разбираемся в категориях платоновского мифа. Есть четыре структурные составляющие этого мифа. И вот артисты и реализуют эти составляющие. Есть Герой, есть Смерть, то есть представитель мира мёртвых, есть Жизнь, она же любовь, представитель мира живых. И есть своеобразный Абсолют, она же Река — мифологическая граница между миром мертвых и миром живых. Мы исследуем текст Платонова, мы исследуем себя, пытаемся разобраться в том, в какой позиции находится сейчас человек, наш мир. Возникает безвременное пространство, в котором мы либо ещё не умерли, но уже не живы, либо, наоборот, ещё не воскресли, но уже не мертвы. С формальной точки зрения, я не занимаюсь, психологическим театром, но мне кажется, что любой театр, в котором актёр так или иначе присутствует — психологический.

Что скажете про наших актёров?

Актёры прекрасные. Я нахожусь в перманентном восторге. Два заслуженных и один народный артист, которые абсолютно открыты к погружению в неведомые области, в экспериментальный театр — это же круто!

На какой отклик зрителя вы рассчитываете?

Я хочу, чтобы спектакль всасывал зрителя, чтобы зритель проваливался в него, а потом выходил из зала и не понимал, что произошло, и дальше пытался в этом разобраться. Это то, что я хочу делать. Это не значит, что это получается, но это цель. Важно, чтобы спектакль вызывал яркое ощущение. Либо ты провалился в него и абсолютно доверился и пошёл за ним, либо ты оказался в зоне полного неприятия.

Традиционный вопрос: Пушкину бы понравился спектакль, как вы думаете?

Я почти убеждён, что Пушкин был бы в диком шоке и убежал бы отсюда в ужасе. Но я больше скажу, Пушкин был бы в шоке от всего, что происходит сейчас в мире. Но как можно об этом говорить. Пушкин жил, когда мир был абсолютно другим.

Сергей, я желаю вашему спектаклю «Река Потудань» хорошего проката и понимающего зрителя, отзывчивого на эксперимент.

Беседовала завлит Любовь Никитина

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина