Петр Шерешевский: «…Есть желание ощутить это очень сегодняшней, злободневной, сиюминутной историей»

31 июля 2018

В начале сентября на сцене Псковского драмтеатра мы увидим премьеру спектакля «Ревизор» по всем известной еще со школы пьесе русского классика Николая Васильевича Гоголя. Режиссером выступит руководитель петербургского Камерного театра Малыщицкого Петр Шерешевский, известный псковскому зрителю по спектаклям «Маленькие трагедии» (Русский театр Удмуртии) и «Дни Турбиных» (Тюменский драматический театр). Оба эти спектакля были участникам Пушкинских театральных фестивалей разных лет. Петр Шерешевский в перерыве между репетициями уделил нам время, чтобы ответить на вопросы о творчестве, режиссерской профессии и новом спектакле «Ревизор».

ФОТО Петр Шерешевский

-Петр, в Вашей семье были режиссеры, актеры, люди творческих профессий?

Нет.

-А Вы в детстве занимались в каких-то театральных студиях? Откуда возник интерес к режиссуре?

Я в театральные студии не ходил, и творческих профессий у меня у родителей не было. При этом занимался я в художественной школе, писал какие-то стихи с детства. Вероятно, это связно с тем, что дома много читали книг, был культ литературы. Я с детства понимал, что я хочу заниматься искусством. А уж каким, это не так и важно, я и сейчас так считаю, что в принципе любое нарративное искусство занимается, по сути дела, одним и тем же – рассказывает истории и через них осознает мир и собственное место в этом мире. Тогда, когда настало время выбирать профессию, я стал думать, а какое же искусство при этом может быть еще и востребовано, и кормить? И тогда направил стопы свои в театр. Достаточно прагматично.

-Петр, а в первый раз, когда Вы посетили театр? Где это было? Какое это произвело впечатление?

Не помню. Есть какие-то там семейные легенды про то, как меня рыдающего выводили с «Волка и семерых козлят», но я этого не помню. На самом деле, театр тот, который я помню, я начал смотреть очень поздно. Это уже было после школы, к Додину я стал ходить, смотреть «Звезды на утреннем небе», «Повелителя мух», «Братьев и сестер» и так далее, это вдруг стало очень сильно меня трогать. А до этого воспоминания о театре у меня скорее отвратительные, когда тебя приводят классом на какое-то непонятное действо, и по сцене ходят люди, мучительно кривляются, а ты почему-то должен мучительно смотреть.

ФОТО Петр Шерешевский

-А что Вы считаете режиссерскими способностями? Какие качества?

С одной стороны, это фантазия, даже не фантазия, а воображение, с другой стороны, способность к анализу и синтезу. Нужно понимать: что, почему ты будешь рассказывать. И раскладывать на какие-то данные нам режиссерской школой составляющие тот литературный материал, с которым ты работаешь. Раскладывать с помощью того же анализа жизнь свою, мир, в котором ты живешь. И потом из этих разъятых составных частей синтезировать художественное произведение. Но с одной стороны, это вот такие скучные вещи, как аналитика и конструирование, а с другой стороны, я себе всё время говорю, что нельзя забывать: живопись и поэзию никто не отменял, и это всё равно преломление того, о чем ты хочешь говорить, через какую-то призму художественности и выразительности. И тут необходимо воображение. Сегодня театр, черт его знает, меняется, или у меня такое ощущение. У меня ощущение, что с каждым годом на том языке, на котором ты говорил еще год назад, уже говорить нельзя. И вот это ощущение времени ловить тоже очень важно.

-Помимо способностей, понятно, в любой профессии должны присутствовать мастерство, знание. Как нас раньше учили: знание, умение, навыки. Естественно, когда человек узкой специализации, технической профессии, то здесь он царь и бог, и мало кто оценивает его работу. Что касается творческих профессий, то «специалистов», «знатоков» и критиков огромное количество. Все знают, как должно быть, что должно быть. Какой критике Вы доверяете?

Знаете, критики у нас наоборот, мало. Мнения зрителей – это вещь, на которую нельзя опираться никак, потому что любой спектакль находит горячих поклонников, которые расскажут, почему это прекрасно. И точно таких же горячих «негодователей». Иногда смотрю как один и тот же человек, мною любимый и знакомый, но не связанный с театральным делом, с восторгом воспринимает то, что мне кажется великолепным, и то, что мне кажется антипрофессиональным. А профессиональная критика со всеми оговорками, потому что это все равно люди, всё равно каждый со своим вкусом, со своим химизмом в голове и так далее, поэтому накладывает очень мощный отпечаток субъективности… Но профессиональная критика, мне кажется, штука очень важная и действительно способная вычленять тенденции развития театра и его как-то немножко даже направлять. Мне кажется, что последнее время ее всё меньше, меньше и меньше. Просто очень мало стало изданий, готовых размещать у себя серьезные статьи о театре. И, с другой стороны, раньше критики не боялись. Говорить что-то нелицеприятное, даже устраивать публичные порки. Это всегда очень неприятно и противно читать про себя или даже про кого-то, если ты не согласен с этим мнением. Но степень остроты создавала какое-то напряжение. Сейчас критика стесняется ругаться. Сейчас критика или хвалебная, или просто отсутствует, я имею в виду статьи. И редко встречаешь серьезный анализ, а это самое важное и интересное. Этого хочется и не хватает.

ФОТО Камиль Хардин, Дарья Чураева, Петр Шерешевский

-В любой профессии есть какая-то своя планка, то есть наивысший пик, чего можно достичь. Для Вас лично есть какой-нибудь спектакль или проект, который бы Вы мечтали поставить или осуществить? Или Вы просто идете по жизни согласно судьбе и делаете то, что Вам предлагается?

Мечты никакой нету. Для меня процесс постановки спектакля – процесс постепенного познания мира. Это непрерывный процесс, и нет чего-то, чего хочется достигнуть, потому что важен сам процесс, а не результат. Не совсем как оно катится, потому что я уже давно не позволяю себе делать то, что мне не интересно, с точки зрения выбора материала, поэтому все-таки свою судьбу я имею сейчас возможность определять сам.

-Если говорить о Гоголе, то это уникальная личность. Все его произведения – это безусловно бесценный дар для нас. Где-то он предстает тонким сатириком, в других своих работах мистиком. Гоголь – это безусловно загадка русской литературы, так до конца никем и не разгаданная. Что Вы можете сказать о творчестве Гоголя, насколько оно Вам интересно?

Гоголя? Давно я хожу вокруг него и облизываюсь. Делал один раз, лет 5-6 назад, «Вечера на хуторе близ Диканьки». А вот эти две комедии, которые мы знаем: «Ревизор» и «Женитьба» – давно хотел к ним подступиться. По поводу мистицизма, черт его знает… В «Миргороде», и «Диканьке», и «Петербургских повестях» всё им пронизано… А то, что я сейчас пытаюсь познавать через «Ревизора», я как-то не ощущаю в этом мистики. Я ощущаю в этом очень ловкую, сгущенную, но, по сути дела, просто социальную сатиру. Сдобрена этим очень метким языком, особой поэтикой. Это в принципе популярный жанр для своего времени был. И сейчас, наверное, мог бы быть. Как вот у нас была программа «Куклы», мне кажется, что это где-то рядом, но, несомненно, это классика, в том смысле, что это сделано замкнуто, герметично и говорит нам о каких-то, к сожалению, вечных социальных проблемах.

-Сценическая судьба пьесы, если брать историю, сложилась не сразу, потому что она достаточно политически острая, поэтому добивались разрешения ее постановки у самого императора Николая I. После того, как император посмотрел, он сказал: досталось всем, и мне больше всех. Тем не менее, отнесся к постановке с иронией. Спектакль, который Вы ставите, будет ли он тоже политически острый?

В этом и величие классики. Она до тех пор остается классикой, пока она современна нам по смыслам. К сожалению, ничего в России не изменилось. Я считаю бессмысленным рассказывать историю, происходившую двести лет назад. Потому что у зрителя при таком этнографическом подходе возникает искушение сказать себе: «О, забавно, но к нам это никакого отношения не имеет». И смотреть себе спокойненько, развалившись в кресле. А зрителя надо беспокоить, заставлять нервничать, рефлексировать по поводу его личной жизни, личных пороков и ошибок. Я думаю, чтобы рассказать то, о чем Гоголь писал, мы должны говорить про сегодняшний день, сегодняшний мир его пьесой. И да, конечно же, там всем досталось, потому что ничего не меняется, потому что вор на воре сидит и вором погоняет.

-Эта пьеса актуальна была всегда и достаточно активно пошла в мир, бесчисленное количество раз она ставилась в театрах, среди них были яркие постановки, так сказать с большой буквы. В Псковском драмтеатре «Ревизор» ставится второй раз, первая постановка была в 1952 году. Насколько Вам близка энергетика псковской труппы, как Вы думаете, смогут ли они дать Вам нужный импульс для этой постановки, справятся ли?

Во-первых, спектакль сочиняется всегда от артистов. Это именно их энергия, они рождают ее. Я могу только направлять и подсказывать. Поэтому вопрос не верен, справятся они или не справятся, потому что это то, что рождается из них, они не могут с этим не справиться. В общем, я лишний раз убеждаюсь, но я уже к этому привык, что куда ты ни приедешь, в какой театр ни придешь, ты очень быстро оказываешься дома и видишь вокруг себя знакомых и талантливых людей. В любом театре 99% артистов прекрасные артисты, среди них есть бриллианты, остальные просто хорошие. И это всегда так, и слава Богу.

ФОТО Петр Шерешевский, Камиль Хардин

-Белинский писал, что в «Ревизоре» нет сцен лучших, потому что нет худших, и вся она представляет собой единый, художественно замкнутый мир. Насколько Вы сохраните первоначальный вариант и будете ли уходить от первоисточника?

Нам, конечно, придется очень сильно пьесу резать и кромсать, просто потому что времена меняются, зрительское восприятие меняется. И нельзя рассказывать подробно всем известную историю… Когда у нас была первая читка, мы читали ее вслух два с половиной часа, если ее играть подробно, то это будет пять с половиной часов. Естественно, мы выбираем какие-то яркие всполохи и сосредотачиваемся на них, чтобы это была законченная и понятная история, эмоционально понятная.

-Современная история?

Ну да.

-То есть современная история будет с переложением текста?

Нет, текст, конечно, останется гоголевский, просто речь о реалиях, мы не будем играть про каких-то людей, которые жили когда-то, носили какие-то сюртуки, потому что это уже странные представления, они не подлинные. Наоборот, есть желание ощутить это очень сегодняшней, злободневной, сиюминутной историей.

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина