«Очевидна абсолютная сила — сила реки, которая затопит этот старческий подвал»

«Река Потудань» Сергея Чехова — сложно сшитый мир двух мало стыкующихся историй: визуальной и звуковой. Актеры исполняют странный разобщенный танец, замешанный из движений современных пластических техник, па современного балета и приемов физического театра; как пример приема — первая же сцена с долгим толканием хрупкой нагой девушки (надеты лишь нюдовые топ и трусы, полностью лишающие актрису принадлежности к какому-либо полу, выглаживающие ее тело до манекенного состояния), так опасно и крепко бьющейся телом о кафельные полы сцены. Тучный актер в возрасте, невысокого роста, всё сталкивает и сталкивает пытающуюся встать на ноги актрису — есть что-то от театра жестокости в этой художественной вариации доминирования мужского над женским, старого над молодым, сильного над слабым и беззащитным, и никто не приходит на помощь, безмолвно созерцая происходящее. Вообще единственными словами от персонажей в спектакле будет старческое «А-а, А-а…», произнесенное этим же актером, который в одном из эпизодов примется баюкать сжавшуюся у него на коленях актрису. И снова она после этого полетит на пол, с глухим стуком ударяясь о кафель проступающими под кожей ребрами, позвоночником…

Это спектакль странной беззвучной жизни, надиктовывающейся, словно в бреду или больном горячечном сне, множеством голосов. Саунд-дизайн постановки — звуковое полотно из шумов, помех, поверх которых то раздаваясь множащимся эхом, то с бульканьем утопая в себе самих, силится проступить история Никиты Фирсова, который возвращается с войны в обычную жизнь. Актер, с которым этого героя можно связать, стар. Вообще думается, что место действия у спектакля — дом престарелых, ведь открывается действо стариками, неподвижно сидящими в ряд в одинаковых креслах, друг от друга стоящих на одинаковом расстоянии, а задник выкрашен, как и во всех советских больницах и школах, цветным зеленым низом и белой краской — уже до потолка. Случайное наблюдение — граница двух цветов проходит ровно на уровне горла Никиты Старого, во время сцен с ретроспективным освещением будто бы отрезающая его голову от тела. В какой-то момент Никита Старый сменится на молодого перформера, который подхватит его выстраиваемые отношения с хрупкой девушкой, которую хочется соотносить с персонажем Любы. Смена знакова: Никита Старый, тот, что принадлежал войне, но не этому миру, ушел вместе со сменой времени года, остался в зиме и нерешительной осени, где решался лишь топить печку и боялся навязываться любимой девушке. С весной он обновился, изменился в буквальном смысле, а старый — смыт потоками вскрывающейся Потудани, вода которой сочится словно сквозь не до конца сошедший лед в пространство сцены через небольшую нишу в стене, по капелькам сквозь дырочки, всё наполняя, затопляя условный мир реальных людей. Именно в этот лед будет утыкаться носом, пытаясь то ли дышать, то ли выбраться, молодая актриса, в самом конце помещенная, убранная в нишу Никитой Молодым.

Спектакль напоминает синусоиду сердцебиения. Мутный бред в звуках и пластика актеров, общее напряжение то нарастают в своей энергии, от статики и покоя развиваясь в язычески-распаленную тряску, то происходит мгновенный сброс — гробовая тишина после кульминаций, полнейшая статика, мир, застывший, как застывает сердце между своими сокращениями. Как срывается ровной линией вниз синусоида кардиограммы. И словно в психоделическом фильме, наблюдает за всем — и в то же самое время за ним самим наблюдают — человеческий глаз, крупно показанный на экране, висящем на левой половине задника. Глаз, изумрудно-зеленый, женский, то лихорадочно мечется под веком, словно в фазе быстрого сна, в котором человек обычно видит все свои сновидения, то, открывшись, смотрит прямо в зал, существуя в своей подвижности параллельно со спектаклем. В активных эпизодах он судорожно пытается обозреть пространство вокруг себя, мечась от объекта к объекту, то застывает, вглядываясь и вглядываясь.

На ум приходит слово: эксперимент. Вот только кто за кем наблюдает в действительности — так и неясно. Очевидна лишь абсолютная сила — сила реки, которая затопит этот старческий подвал. Со временем, но затопит.

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина