«Теория вероятности» о будущем провинциального театра

В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы в Пскове» (102.6 FM) состоялся очередной выпуск программы «Теория вероятности». На главный вопрос эфира - есть ли будущее у провинциального репертуарного театра? - отвечали главный режиссер Псковского драмтеатра Александр Кладько и режиссеры Евгения Львова и Олег Молитвин. Предлагаем вашему вниманию стенограмму беседы.

Максим Костиков: Добрый день, уважаемые радиослушатели. Это программа «Теория вероятности» на радио «Эхо Москвы в Пскове». Меня зовут Максим Костиков, рядом со мной моя коллега Елена Ширяева. Сегодня у нас интересная тема для беседы, построения теории и поиска вероятностей. У нас в гостях режиссерский состав Псковского драмтеатра...

Елена Ширяева: Да, позвольте я представлю: Александр Иванович Кладько - главный режиссер нашего театра, Олег Молитвин - режиссер спектакля «Женитьба Фигаро», премьера которого состоялась вчера, и режиссер Евгения Львова - ее премьера «Кентервильское привидение» тоже недавно состоялась.

Максим Костиков: А говорить мы сегодня будем не только о премьерах последней недели, не только о новом театральном сезоне, но и в целом о судьбе провинциального театра: есть ли будущее у провинциального репертуарного театра, конкретно у нашего театра, который за последние пару лет пережил много разных трансформаций и пертурбаций, много сложных моментов, которые по-разному трактовались общественным мнением? В целом можно отметить, что театральная жизнь бурно расцвела. Театр стал местом для дискуссий, разных оценок, иногда очень критических. В любом случае, городская жизнь активизировалась, много стало внимания по отношению к тем, кто служит Мельпомене, появляются новые персонажи, в том числе из Санкт-Петербурга. Сегодня у нас в гостях новый главный режиссер, который буквально пару месяцев возглавляет псковский театр. Обо всем об этом мы поговорим, поспорим и попытаемся построить свои теории.

Елена Ширяева: Александр Иванович, если позволите, первый вопрос вам как человеку самому «свежему» в нашем городе. Вы не раз уже говорили, что, прежде чем выстраивать свою работу, надо понять, что нужно городу. Удалось вам за полтора месяца понять наш город и что ему нужно?

Александр Кладько: Конечно, удалось, но полтора месяца - это не тот срок, чтоб поставить точный диагноз. А не поставишь диагноз - сложно прописывать лекарство. Я не берусь называть себя суперврачевателем каких-то там общественных театральных язв. Скорее, наоборот. Но, конечно, я бы не хотел наскоком работать. Потому что в нашем деле надо всегда подумать-подумать, а потом «пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что». Это такая вещь, что мы можем только предполагать, что это будет успешно или не успешно, но окончательно мы не будем в этом уверенны. Поэтому такой долгий подготовительный период. Все, что связано с человеческим фактором, всегда очень зыбко, и нет какой-то определенной формулы успеха. Поэтому приходится опираться на собственную интуицию, а это вещь такая, опять же, не очень стабильная. Хочется себя подстраховать - не в смысле, что есть боязнь что-то сделать неспешно. Этой боязни у меня, слава Богу, уже давно нет (я ее пережил уже), а есть желание просто не суетиться и выпускать спектакли, которые будут нужны, в первую очередь, труппе, во вторую - зрителю или наоборот, а, может, одновременно.

Максим Костиков: Вы почувствовали атмосферу в театре - чем живет труппа, какие у нее проблемы, что в целом в театре происходит? Почувствовали, чем этот театр дышит, начиная с того, сколько мест в зрительном зале? А, кстати, знаете вы, сколько мест в зрительном зале?

Александр Кладько: Я знаю и мы будем их сокращать.

Елена Ширяева: О как!

Александр Кладько: Вот видите, сразу вам такую фишку кидаю. Вы первая радиостанция, которая об этом слышит.

Елена Ширяева: В большом зале?

Александр Кладько: Да, но, может быть, мы хитрее поступим. Мы планируем просто сделать зал более удобным для зрителя и для постановщиков. Сейчас, на мой взгляд, он не очень удобный, потому что там были кое-какие просчеты в постройке. Потому что есть изначально архитектурная заданность, которую уже несет в себе некий дисбаланс размеров «зеркала» сцены и зрительного зала, и это очевидно. Надо с этим как-то бороться, потому что театр сейчас такой разнообразный вокруг, что просто приходить и смотреть в театре телевизор - уже не вариант. Поэтому «зеркало» сцены надо разрушать, как бы радикально это ни звучало.

Максим Костиков: То есть больше сценических действий будет в самом зале, среди зрителей?

Александр Кладько: Хотелось бы просто, чтобы у постановщика были развязаны руки, чтобы он мог задействовать все пространство театра. Это игровое пространство, где по идее что-то постоянно должно происходить, даже в фойе, на лестнице, под лестницей, за кулисами. Чем больше будет движухи художественной, тем лучше. Я надеюсь, что зрителям от расширения сцены тоже станет лучше, потому что какие-то вещи проникновенные, которые хочется на сцене делать, будут лучше доходить до него. Сейчас, на мой взгляд, есть техническая проблема, что «зеркало» сцены немного «обито» четвертой стеной и не доходит иногда интонация. Даже не звуково - звуково я слышу. Но до сердца и души не доходит. Это такие профессиональные вещи, которые простому зрителю, может быть, не очень интересны, но я убежден, что они это чувствуют, а наше дело, как профессионалов, это улучшить, чтобы зритель забывал, что он зритель. Это главная наша сверхзадача. Вот, раскрыл вам маленький секрет.

Елена Ширяева: Александр Иванович, я несколько ошарашена этим секретом. Деньги-то на это будут? А во-вторых, театр - памятник. Там столько всего предстоит сделать!

Александр Кладько: Да я вот сначала сказал, а потом подумал - зря я это сказал. Но у нас же импровизация, «Теория вероятности» и невероятности. Ну, во-первых, мы не собираемся взрывать стену и копать паркет. Это будут минимальные переделки.

Максим Костиков: Уберете центральный ряд?

Александр Кладько: Вот не буду говорить, что, иначе, боюсь, что люди, которые отвечают за памятники, будут пить валокордин и корвалол. Нет, все будет в пределах закона. Опять же, если моя позиция будет убедительна, и нам разрешат соответствующие работы, мы их сделаем. Мне бы хотелось, чтобы нам пошли навстречу, потому что в этом заинтересованы все. Это не каприз, это объективная данность. Это здание не строилось для театра, мало того, сегодня 21 век, и очевидно, что какие-то вещи устарели, и нам надо быть в конкурентоспособной среде.

Максим Костиков: Проблема в том, что театр реконструировался буквально 2 года назад, и почему это не было запланировано? Вбуханы колоссальные федеральные деньги, министр культуры принимал объект, много пафоса и бантиков было вокруг всего этого. Почему же не продумали эти моменты?

Александр Кладько: Ну, во-первых, если я сейчас вам по-детским вопросом на вопрос скажу: а назовите мне хоть один строительный объект, который был построен без единой придирки, думаю, не назовете.

Максим Костиков: Это просто данность.

Александр Кладько: Это просто живой процесс. Одно дело, когда ты архитектор и рисуешь на картинке, а другое - когда начинаешь это делать. Тут все имеет значение - усадка, качество бетона, гвоздей. Конечно, были и какие-то просчеты, может, мало внимания уделяли мнению профессиональных театральных художников, потому что театр - это несколько другое сооружение, не просто дом. Там должна акустика быть, специальное покрытие, там очень много специфических вещей, которые даже благожелательно относящиеся к театру люди, вкладывающие деньги, все равно могут не знать.

Максим Костиков: Я понял. Давайте все-таки вернемся к атмосфере в театре, отойдем от стен и займемся содержанием. Чем живет труппа? Вы уже посмотрели, познакомились, увидели работы коллег-режиссеров в премьерных спектаклях. Как вам псковская труппа? Насколько вы видите ее работоспособной для реализации самых разных творческих задач?

Александр Кладько: Труппа «живая». На сегодня это уже немало, потому что я много объездил провинциальных театров, где труппы уже не очень «живые». Бывают театры, где творческого потенциала немного по разным причинам. К счастью, в псковском театре этого потенциала очень много, и даже простой, связанный с реконструкцией театра, не сказался, хотя как-то должен был ударить по труппе. Но этот же «минус» стал и большим «плюсом», потому что у труппы накопилось столько энергии, желания работать, что это уже наш уставной капитал, на который можно делать ставку. Если артист хорошо оснащен, но не хочет что-то делать, ты его не заставишь. Но если он чего-то не умеет, но безумно хочет, на эту энергию можно положиться и сделать что-то приличное. В театре очень хорошая атмосфера. Проблемы, естественно, есть. Их не может не быть.

                                                                                                           на фото Александр Кладько

Максим Костиков: Какие?

Александр Кладько: Вам весь список?

Максим Костиков: Абсолютно. Мы опубликуем на Псковской Ленте Новостей.

Александр Кладько: Думаю, что многие проблемы для псковичей - не новость, потому что они лучше в них разбираются, чем я как человек пришлый. А вот из внутренних проблем... Могу сказать, что, поскольку актерская профессия - практическая, а не теоретическая, простой сказался. Надо, чтобы артисты, как в хороших театрах, постоянно были в треннинге. Поэтому наши артисты будут заниматься и речью, и пластикой, и вокалом. То есть труппа будет повышать свой постановочный потенциал, чтобы у нас был очень широкий спектр постановок разных, чтобы мы были конкурентоспособны. Хороших артистов много, труппа крепкая. Но я убежден, что мы с этими профессиональными делами справимся.

Елена Ширяева: Наши читатели потихоньку подключаются к разговору, пусть и в письменном виде. Понятно, что наш разговор идет на фоне премьеры Олега Молитвина. Поэтому вопрос к вам возник, Олег: «Зачем в «Женитьбе Фигаро» артисты играли в настольный теннис». Извините, что так сразу.

Максим Костиков: Вопрос в лоб. Следующий вопрос будет, наверное, о том, что делала Сюзанна в ванне.

Олег Молитвин: Можно из этой серии много вопросов: почему в «Женитьбе Фигаро» выходили и пели песни с электрогитарами, микрофонами и так далее. Если смотреть за общей стилистикой этого спектакля, за художественными выразительными средствами, которые используются, они имеют некий общий стиль. И можно долго рассказывать, зачем конкретно в этой сцене и так далее. Не знаю, имеет ли это смысл.

                                                         на фото Олег Молитвин

Елена Ширяева: Нет, это интересно, почему?

Олег Молитвин: Дело же происходит в Испании, этот колорит поддержан. В замке все счастливы, у его обитателей нет никаких материальных проблем, они не напряжены никакой работой, не заботятся ни о чем, кроме своих личных внутренних конфликтов и желаний и стремлений в поисках наслаждения.

Елена Ширяева: Личностный пинг-понг...

Олег Молитвин: И там все заточено именно на получение удовольствия. Как вы заметили, там есть бар, к которому персонажи постоянно курсируют, там есть телевизор, настольный теннис, мягкие кресла, ванна. Такой релакс, жизнь эгоистов. И дальше вся история разворачивается именно с этой точки зрения - как жизнь эгоистов сказывается на их стремлениях, какую форму обретают их поступки и желания и как им самим приходится потом это расхлебывать. Вот так.

Елена Ширяева: Вы сейчас говорите такие интересные вещи, которые не раскрылись для зрителя.

Олег Молитвин: Возможно.

Елена Ширяева: Безотносительно премьеры сейчас в театре, и в псковском тоже, прослеживает тенденция усложнения машинерии, попытка удивить зрителя супершоу, которое раньше не видели, костюмами, гримом.

Максим Костиков: Буффонадой, иногда переходящей в клоунаду. Я вот тоже такие оценки слышал, в том числе и вчера в партере. Может, для какого-то консервативного зрителя, который пришел на классику, почему он должен видеть фиолетовые парики, какие-то несоответствующие эпохе костюмы. Создается впечатление, что за некоторым внешним фейерверком скрываются какие-то другие проблемы, которые в самой драматургии не раскрыты. Вот такая оценка. Как вы - согласны с этим?

Олег Молитвин: Во-первых, меня всегда удивляет слово «классический спектакль». Увидеть классику - это что? Например, лет 50 назад Гамлета играли в вязаном свитере. И тогда можно было сказать, что это не классическое прочтение Шекспира, и таких примеров очень много. Их тьма.

Елена Ширяева: Дело-то не в париках, Олег!

Максим Костиков: Дело в том, что форма-то может быть любой. Вопрос в содержании. Что превалирует для вас - форма или содержание?

Олег Молитвин: Смотрите, во-первых, когда я беру какой-то материал, мы все равно какую-то вычленяем тему. То есть можно поставить «Женитьбу Фигаро» совершенно про разные вещи. Можно сделать политический эпатажный манифест, романтическую историю про любовь, цирк и так далее. Если бы я делал его про неравноправие, это был бы совершенно другой спектакль. Там не было бы ни фиолетовых париков, ни гитар.

Максим Костиков: Хочу заметить, что те же самые элементы мы видели и в вашем спектакле «Скупой», и чисто визуально восприятие двух спектаклей в единой стилистике.

Олег Молитвин: Те же самые - это какие? Вы говорите про яркость и эклектику?

Максим Костиков: Да.

Олег Молитвин: Если вы видели «Божьи коровки» на малой сцене, вы заметили, что там совершенно другой материал и другая стилистика. Мольер и Бомарше - это …

Максим Костиков: Легкий жанр.

Олег Молитвин: Ну, кому как.

Александр Кладько: Мольеры тоже разные.

Олег Молитвин: Все-таки автором обозначено слово «комедия» и стилистика, опять же, идет от материала и темы. Если в одной стилистике это получается... Плохо это или хорошо? Может, это прекрасно. Вообще я режиссер молодой совсем, и у матерых волков прослеживается общая стилистика. Мне, конечно, до этого далеко.

Елена Ширяева: Александр Иванович, премьера «Женитьба Фигаро» - это было принципиально? То есть вы именно так хотели начать новый сезон? Милая добрая сказка «Кентервильское привидение», комедия...

Александр Кладько: Я сначала хотел бы остановиться на темах, которые вы с Олегом обсуждали. Ну, во-первых, эклектика - тоже жанр, может, самый сложный из существующих. Потому что совмещать несовместимые вещи всегда сложно. Высший пилотаж - это когда не видно границы смешения. Это как гуашь в воде разводится. Этому надо учиться годами, и неизвестно, научишься ли. Это я в общую корзину размышлений, в теорию невероятностей. Олег попробовал так, это его видение, и хорошо, что он себя ищет. Получилось или не получилось, рассудят зрители. Кому нравится - будут ходить. Убежден, этот спектакль будет иметь своего зрителя. Кому не нравится, тот будет ждать более классического прочтения.

Максим Костиков: По-моему зритель спектакль очень тепло принимал.

Александр Кладько: По-моему тоже.

Максим Костиков: Но мы же вынуждены задавать разные вопросы.

Александр Кладько: А мы и не отбиваемся, Максим, не оправдываемся, мы рассуждаем. Мы все заодно.

Максим Костиков: Уточняю вопрос Елены. Мы видели два начала сезона - в прошлом и в этом году, и они немного отличаются.

Елена Ширяева: Прошлый сезон мы начали с «Геды Габлер».

Максим Костиков: Выстраивание репертуара тогда было одним, сейчас оно другое. Нам кажется, что это переосмысление прошлого опыта. Псковская аудитория не в полной мере воспринимала попытки театральных экспериментов. Сейчас репертуар формируется ближе к традиционному псковскому зрителю. Это осмысленная стратегия или набор случайностей?

Александр Кладько: И да, и нет. Потому что две постановки, которыми открылся этот сезон, были оговорен заранее. Я только подтвердил своим желанием, что это надо сделать, потому что у меня не было повода сомневаться ни в Жене, ни в Олеге. Если была такая договоренность до меня, почему мы должны были отказывать способным людям? Материал замечательный. И любой театр порадуется, когда в репертуаре есть Уайльд и Бомарше. Это первая часть ответа. Вторая - конечно, можно было бы снять со стену дедовскую шашку рубить в капусту и говорить: «Нет, давайте начнем по-другому!». Мне кажется, я отчасти ответил. Я не очень понимаю смысл таких телодвижений самоутверждающих. Эксперимент ради эксперимента - по-моему глупость. Эксперимент должен быть, имеет на это право и он будет. Мы его тоже не оставляем. Но при этом не учитывать совсем зрителя и ставить спектакль для себя не очень корректно. Потому что театр - это все-таки общественная организация, она для зрителя. Без зрителя мы никто. И все эти игры в элитарность, на мой взгляд - от лукавого. Давайте не пустим зрителя и посмотрим, сколько такой театр проживет. Вот и все. Поэтому как можно не учитывать мнение зрителя, не думать о том, где этот театр находится? Не секрет, что сейчас зал не полный. Псков - не Питер, тут и население меньше. Мне как режиссеру грустно видеть пустые места - у меня сердце кровью обливается. А на премьере «Фигаро» зал был полон, стояли приставные стулья. И я радовался: «А-а-а, хорошо!». И тут же подленькая мысль свербит: сколько это продержится? Хочется, чтобы так было постоянно. Если люди приходят и забивают зал, значит в Пскове это возможно.

Елена Ширяева: Ну один-то раз точно. Александр Иванович, аншлагов сейчас и в столицах-то редко увидишь.

Александр Кладько: Все равно. Тот же театр-мастерская Козлова никогда не пустует. А в их большом зале чуть меньше мест, чем у нас. Конечно, Питер - город-миллионник. И все же. И понятно, что в нынешней ситуации зритель не может себе позволить каждую неделю ходить в театр, хоть билет и недорогие. Но я думаю, не все сделано театром, чтобы привлечь зрителя. Многие зрители были отторгнуты по разным причинам от театра. Какие-то поколения уже переросли, им стало неинтересно. И детей перестали водить, потому что детских спектаклей там не было. Говоря о стратегии, мне бы хотелось, чтобы репертуар рос и чтобы зритель как можно быстрее вернулся в театр, и в больших количествах.

Максим Костиков: Евгения, у меня к вам вопрос. Помнится, в прошлый раз мы долго дискутировали, как должен развиваться театр. Вы выступали за театральный эксперимент. Напомню, это было в связи с несостоявшейся постановкой спектакля «Банщик». Ваша постановка Уайльда, которую я тоже видел, достаточно традиционна. Я не увидел там особого эксперимента и чего-то сверхъестественного. Достаточно ровное, четкое переложение произведения. Это какой-то новый тренд, поворот или все-таки вы как режиссер хотите в разных жанрах себя реализовывать?

Евгения Львова: Нельзя делить людей на экспериментаторов и традиционалистов. Это будет слишком большим упрощением. Понятно, что каждый раз, когда ты берешь материал, ты отталкиваешься от материала, от струны, которая в тебе задета этим материалом, и от поставленной в связи с этим задачей. Мне был важен диалог с детьми и последующий диалог детей со взрослыми на возникшие серьезные или лирические темы. Для меня эксперимент был в работе с артистами. Я в этом театре еще не работала со старшим поколением артистов. Это было потрясающе интересно, я многому научилась и очень рада, что они услышали меня, пошли за мной. И это тоже эксперимент. Просто он сделан ради той цели, которая была у меня в сердце и в голое. Поэтому может он не заметен внешнему пользователю. Максим

                                                           на фото Евгения Львова

Максим Костиков: Я специально задал этот вопрос. Он был провокационный. Я ожидал, что вы скажете. Хотел напомнить нашу дискуссию, когда с нами был артист Сергей Попков, и мы говорили, есть ли место экспериментам и эпатажу в провинциальном театре, на что нужно ориентироваться - на классику или все-таки на какие-то эксперименты. И вы тогда активно защищали точку зрения, что в театре все возможно, и любые эксперименты должны реализовываться, и не надо ориентироваться на традиционную аудиторию. Театр должен жить своей жизнью...

Евгения Львова: Театр должен жить для разной аудитории.

Максим Костиков: Хочется еще раз актуализировать проблему. Если брать продукт, который театр в хорошем смысле продает зрителю, который купил билет и хочет получить удовольствие, какое должно быть в театре соотношение современных пьес, классических постановок, экспериментального театра, собственного творчества, какого-то в хорошем смысле антрепризы? У меня вопрос ко всем участникам беседы.

Олег Молитвин: Давайте я начну. В первую очередь это зависит от того, где театр находится.

Елена Ширяева: В Пскове.

Олег Молитвин: Если мы говорим о псковском театре, мы понимаем, что это единственный театр в городе и тут не может быть такого распределения, что должно быть 50 процентов классики и 50 еще чего-то. Отталкиваться нужно от многих вещей: от конкретно выбранных названий произведений, кто в них играет, какой процент комедий в репертуаре и так далее. И мое личное мнение, что на этот вопрос невозможно прописать формулу.

Максим Костиков: Я почему поднял этот вопрос. Просто год-полтора назад я слышал две разные точки зрения о происходящем в театре. Часть людей - назовем их старая театральная аудитория - говорили: «боже мой, куда мы пришли? Что это за дикость? Какие-то люди в белых простынях бегают! Я больше никогда сюда не пойду». Другая группа в этот момент писала в фэйсбуке, «какой спектакль блестящий», «взрыв мозга», «то что нужно», «наконец-то театр зажил», «давайте уже ватников с их традиционными постановками уберем, сбросим с парохода современности». То есть была такая поляризация. Где баланс? Где тот репертуар, который привлечет и молодого зрителя, интересующегося новыми переменными, и консервативного зрителя, который хочет видеть Онегина в «крылатке» и Татьяну в бальном платье, а не в парике синем?

Александр Кладько: Я не коробочка с ответами. Могу только сказать, что перевел бы этот вопрос в другую плоскость, потому что это не завод, тут нет понятия, что это норма, а это брак. Сам путь уже экспериментален. А если говорить о твердынях, от чего отталкиваться, я бы не стал акцентировать внимание на жанре, а говорил бы о том, что есть профессия. Мне близка в этом смысле позиция Товстоногова, который жестко отсекал профессию от дилетантизма. Для него это было принципиально. Потому что сейчас тоже есть тенденция, что я вот такой непонятный художниц, вы все тут дебилы с перышками, а я весь такой непризнанный. Конечно, есть какой-то процент вкусовой, есть очень большой процент профессий. Во многих театрах я вижу просто дилетантизм, прикрывающийся эпатажем. Потому что вседозволенность такая очень сладкая - попробуй докажи. Столяра можно проверить, плотника можно. Сделал плохой стул, сел - развалился. Значит ты плохой плотник. А художника как? «Я так вижу», - и этой фразой все карты бьются. Опять же, можно меня опровергнуть и сказать «а судьи кто?». Но в данном случае я буду судить и худсовет, по крайней мере. Это данность, с которой придется смириться. Придет другой человек, значит он будет со своей колокольни судить. Вторая твердыня, на которую можно опереться - сверхзадача. Если мы говорим о том, что театр - это приглашение к разговору на тему, то разговор может быть в разных тональностях. Вот сейчас мы говорим с вами так. Давайте мы будем говорить современным языком: начнем прыгать, снимать наушники, друг другу передавать их во время общения, водой обливаться. Типа современно.

Максим Костиков: Не стоит. У нас частная компания. Нас федеральный бюджет не профинансирует.

Александр Кладько: Можно сказать: вы архаично ведете передачу, сидите, изображая таких правильных этичных людей. Видите? Везде можно поставить подножку. Это вопрос цели. Если вы пригласили нас обидеть - это одно поведение и способ общения, если для того чтобы разобраться в ситуации - другой . Потому что вы понимаете: если вы перегнете палку, то не услышите то, что хотите услышать. То же самое и в театре. Если театр - это приглашение к разговору на тему, если я хочу, чтобы зритель приходил со мной общаться, и если зритель - это не мусорник, где вываливают свои комплексы, то и тональность разговора должна быть определена. Это жесткое условие.

Радиослушатель: У меня вопрос ко всем гостям. Точнее, мнение. Мне кажется, что нынешняя мода на псковский театр в основном связана с многомиллионными вложениями в ремонт здания и с его руководством. Если бы здание не ремонтировалось за такие огромные деньги, если бы не было пафосного открытия, скандалов, которые были спровоцированы прежним руководством, псковский театр посещали бы настоящие театралы, которые действительно его любят и понимают. А в итоге мы получаем зрителя, который приходит, пугается фиолетовых париков, белых халатов и так далее. То есть люди сюда идут из-за моды, шумихи. Такое у меня ощущение.

Александр Кладько: На мой взгляд, скандал - это плохо. Знаю, что есть и другие мнения. По поводу пафосного открытия. Ну знаете, было бы странно, что отгрохали такое красивое здание и давайте его ночью откроем, чтобы никто не видел. Как этим не гордиться и не хвастаться? Честно говоря, это по меньшей мере странно. Почему это должно отпугивать? Мне кажется, псковичи должны гордиться, что власти сделали такое доброе дело. Парики могут быть разные, но вопрос же в содержании. Если парики оправданны, почему нет? Если не оправданны - другое дело. Это вопрос вкуса. Вчера многие зрители хлопали искренне. Ходил в зале, смотрел. Наверное кому-то не понравилось. Это нормально.

Елена Ширяева: А рискнули бы поставить Ионеску в Пскове?

Александр Кладько: Почему бы нет? Это будет не только Ионеску. Но для этого надо понять наши технические и творческие возможности и вернуть диалог со зрителем. Для меня зрительный зал - это не какой-то сосуд, куда я просто скидываю свои комплексы и пожелания: выговорился и закрыл дверку. Для меня важна обратная связь, чтобы была дуга между залом и сценой. В первую очередь это происходит на спектаклях. По реакции зала мы многое понимаем по отношению к нашим произведениям.

Елена Ширяева: Вообще у нас город добродушный. Все премьеры встречаются овациями.

Александр Кладько: Никто ж не будет насильно заставлять хлопать. Человек может просто вежливо уйти и больше не прийти, испугавшись париков. Это тоже реакция, тоже повод задуматься.

Елена Ширяева: У нас есть некая скрытая не охваченная часть олдскульных театралов, которые до этого в театр не ходили, а пришли и увидели совсем не то, на что рассчитывали. Хотя, казалось бы, что новая аудитория должна быть более... приемистой что ли.

Максим Костиков: Вы проводите исследования при выборе спектакля, режиссерской подачи? Псковский зритель - кто он? Наверное, он отличается от зрителя в Москве, Петербурге, Новосибирске, Барнауле. Есть, наверное, своя особенность у этого города. Вы ее почувствовали?

Александр Кладько: Я, наверное, вас расстрою, Максим. Но мой опыт говорит, что, когда я довольно много возил свои спектакли по иностранным фестивалям и ставил там - в Берлине, Пекине, большой разницы нет. Если спектакль сделать добротно, общечеловеческие чувства срабатывают в одних и тех же местах. Другое дело, что где-то она может быть более активной, где-то более сдержанной в зависимости от того, северный регион или южный. Но как правило если спектакль сделан правильно, уважительно по отношению к зрителю, если артисты играют с удовольствием, во всей планете зрители принимают спектакль.

Радиослушатель: Здравствуйте, меня зовут Василий Васильевич. Я театрал старый и вот что хотел сказать. Все правильно ребята делают. Если у вас нет гениальных артистов, то приходится заниматься совершенством формы, а другого пути нет. С этого и Любимов начинал, когда в 1964 году набрал Театр на Таганке. Состав совершенно неизвестный. И я хорошо помню «10 дней, которые потрясли мир». Это был спектакль, который просто проглатывался. Он шел на одном дыхании.

Максим Костиков: У вас есть вопросы к гостям?

Радиослушатель: Нет, я просто хотел сказать, что правильно они ведут политику. У них нет другого пути.

Александр Кладько: Тогда отвечу репликой на реплику. Мне кажется, сейчас Василий Васильевич дал ответ - какой псковский зритель. Вот такой он - тонкий, чуткий, знающий историю театра, как Василий Васильевич. Я очень рад, что есть такой зритель. Надеюсь, Василий Васильевич поменяет свое мнение по поводу отсутствия в театре гениальных артистов. Приходите, пообщаемся.

Евгения Львова: Вы, Максим, сказали, что зритель всегда приходит получить продукт. Это, безусловно, так, но продукт довольно тонкий. Не всегда зритель умен и приходит за диалогом в том числе. Помню, когда я только приехала сюда, сложные постановки или читки современных пьес, которые сопровождались обсуждением, проходили очень насыщенно, и зритель готов давать обратную связь и слышать. Поэтому это здорово, что есть широкий спектр людей с разными мнениями.

Максим Костиков: Прекрасно. Мы надеемся, что мы это все увидим.

Елена Ширяева: Приятно, Жень, именно от вас слышать, что зритель у нас тонкий и не костный, как мы считали два года назад.

Максим Костиков: Да, просто мы слышали от прежнего руководства много реплик, что наши зрители ничего не понимают в высоком искусстве и их надо за руку втягивать в культуру. То есть политика культурных колонизаторов: мы тут все пока еще семечки лузгаем на завалинке, а нам о прекрасном сейчас тут будут рассказывать.

Евгения Львова: Я уверена, зрителю было бы интересно, если бы для зрителя проводились образовательные мероприятия. Понятно, что не весь спектр театрального мира возможно посмотреть, даже несмотря на наличие интернета у каждого третьего человека. Естественно, образовательная функция у театра есть. Другое дело - с каком отношением мы подходим к зрителю. Мы хотим его научить, потому что мы умные или потому что у нас немного больше знаний в какой-то сфере? Это вопрос отношения человеческого.

Максим Костиков: Александр Иванович. У меня вопрос к вам. Вы неоднократно говорили, что труппа хорошая, живая, с творческим потенциалом, что с этими людьми можно и приятно работать, в том числе отмечая, что у нас всего 28 человек в труппе и надо хотя бы человек 40. Какие у вас планы по расширению труппы, где будете рекрутировать кадры, как обучать и какая проблематика именно в составе труппы?

Александр Кладько: Я сейчас буду радийным интриганом. Если будем обучать, то будем обучать хорошо. Нет смысла делать это плохо. Всю учебную программу рассказывать, думаю, очень скучно. В труппе, на мой взгляд, есть пробелы, но это вопрос небыстрый. Это же не в шашки играть. Беря человека в труппу, ты берешь на себя ответственность. Но помимо того что это финансовые траты - человека надо поселить, дать ему зарплату, поэтому надо его брать под конкретный проект, чтобы человек не простаивал. Потому что артист - продукт скоропортящийся.

Максим Костиков: Как хорошо сказали - прямо готовый заголовок.

Александр Кладько: Вы же заговорили про продукт, вот я и пытаюсь в той же тональности. Если артист не работает, он начинает закисать. И если Бог наделил его талантом, это еще и взрывоопасно, потому что талант - некая часовая мина, которая внутрь человека заложена. Нажали на кнопку и там начинает тикать. Если это не реализовывается постоянно, рано или поздно это начинает человека разрушать изнутри. Есть много примеров великих артистов, которые и спивались, и с ума сходили, и уходили в депрессию, потому что профессия на износ. Понятно, что она работает против здоровья. Искать людей будем, рекрутировать будем их в разных местах. Слава Богу, руководство понимает эту проблему и сказало, что пойдет навстречу. Но тут нельзя суетиться. Человек должен сродниться с труппой, а не просто прийти и сказать: «Все, сейчас я подниму театр собой, а вы мне подыгрывайте». И чтобы устранить репертуарные пробелы, он должен обладать хорошей психофизикой и обученностью. Как педагог, который 15 лет преподавал в академии, могу сказать: если набирается курс из 20 с лишним человек, в процессе обучения человек 6 - 7 отсеиваются. Артистами становятся 10, а хорошими артистами дай Бог если 5. Отсев серьезный, и найти людей, которых мы могли бы взять, сложно. А просто брать людей про запас безнравственно и безответственно. Будем искать, и я хочу, чтобы в Пскове труппа укреплялась, и если будут приезжать артисты, то лучшие из лучших.

Елена Ширяев: Александр Иванович, а что вас может заставить опустить руки?

Александр Кладько: Хотелось бы ответить - тяжесть, как у штангиста. Если я пойму, что взял на себя непосильную ношу, я честно об этом скажу и тогда мы разойдемся и театр будет искать того, кто сможет поднять эту махину. Пока у меня есть иллюзия («и сам обманываться рад»), что все по силам. Не потому, что я такой крутой, а потому что команда есть. Театр - дело коллективное. Я вижу, что вокруг театра и внутри него много людей (в том числе и зрители), которые реально заинтересованы в том, чтобы в Пскове был хороший театр. И все для этого есть - это самое главное. Это не красивая фраза. Реально все есть.

Максим Костиков: Спасибо, что вы так ответили на вопрос, потому что помогли мне в качестве соведущего, подвели к тому вопросу, который у нас был выведен в главную тему этой беседы. Мы его напрямую не задавали, но все время об этом говорили - есть ли будущее у псковского репертуарного театра? Вот я увидел по вашим словам, ожиданиям, что это будущее есть, и Псков может себе позволить такую роскошь как репертуарный театр. А я действительно считаю это роскошью. Как вы считаете, это возможно? Это я просто еще раз зафиксирую.

Александр Кладько: Максим, спасибо за фиксацию, но вопрос немого абсурдный, театральный. Если бы я не видел здесь перспективы, зачем бы я сюда приехал - свое будущее хоронить? Какие пряники еще могли бы меня сюда заманить?

Максим Костиков: Ну этого мы не знаем. Пряники всегда существуют.

Александр Кладько: Но все-таки Питер это Питер, извините - при всей любви кпсковскому театру. Я понимаю, что у каждого из нас есть какой-то резерв жизненных сил, иу меня в запасе еще дай Бог лет 10, когда я буду активен, а потом буду потихоньку в тень переходить. Но когда ты еще что-то реально можешь и чувствуешь, что сил и идей на это хватает, почему надо приезжать в город, который ты считаешь, что не даст тебе никаких возможностей, и губить эти оставшиеся активные 10 лет? Я вполне мог бы сделать это вПитере или где-то еще. Предложения были, поверьте. Поэтому сам факт, что я здесь - отчасти ответ, что я верю в то, что можно сделать. Если я разочаруюсь, вы первые об этом узнаете. По поводу роскоши. Я тут с вами не соглашусь.

Максим Костиков: Это, опять же, не мое мнение. Существовала такая точка зрения (и она достаточно много обсуждалась лет 7 назад), что не нужен в Пскове театр такой вот, как мы имеем сегодня. Нужна просто площадка для выступления питерских и московских театров. Приводился пример филармонии, которая успешно работает как концертно-театральная площадка, и нужно всю эту игру в собственный театр закрыть, свернуть, мол не надо нам здесь собственной доморощенной КВНщины. И эта точка зрения не просто обсуждалась, а обсуждалась на уровне областного комитета по культуре. Проводилась параллель с футбольным клубом «747 - Псков», который играет во второй лиге, что нам не нужна такая роскошь как собственный футбольный клуб, потому что область не может его потянуть. И примерно так же не надо мучиться с этим театром, давайте просто билеты продали, приехали, посмотрели и уехали. Театр должен деньги зарабатывать, а не быть творческой лабораторией - такая точка зрения существовала и существует у определенного сегмента общества. Я к этому подводил, говоря про роскошь.

Александр Кладько: Если город сравнивать с человеческим организмом, как можно сказать, что сердце, почки или печень - роскошь? Это неотъемлемая часть пульсации жизни. понимаете? Кроме того, что значит «приезжие люди»? Это, извините за прагматизм, совершенно другие цены на билеты. Не каждый себе позволит пойти на Киркорова. Театр - это особое духовное пространство. Ничего подобного в мире нет, и я говорю вам это абсолютно осознанно. Я ставил во многих городах, в том числе в очень маленьких - в такой глубокой провинции, где кроме театра ничего нет. И люди туда ходят как за глотком воздуха. Они реально только и людьми-то себя чувствуют, когда приходят в это место, где могут что-то почерпнуть. Я не говорю уже про образовательную составляющую. Молодежь перестала читать, перешла на язык СМС-сообщений. И сознание стало такое же СМС-ное, короткое. А театр, помимо образовательной функции, выступает еще и как культурное пространство, где люди имеют возможность в сообществе что-то про себя понять. Это же не развлекательная площадка! Русский театр - особая статья. Это не шоу, которых одним больше - одним меньше, как ботинки. Если так подходить к театру, тогда, конечно, это роскошь, тем более в таком маленьком городе, как Псков, где населения 200 тысяч с копеечками. Да это не роскошь! Это то место, где выросло много поколений псковичей, где многие узнали о каких-то авторах, которых раньше не знали, которые первые в своей жизни праздники встретили там. Это намоленное пространство, и многие люди приходят туда забыться, отвлечься от быта, жуткой работы. Историй о том, как люди меняются, приходя в театр, я могу вам рассказать сколько угодно. Это немного странная дискуссия, если честно.

Максим Костиков: Но она имела место быть.

Александр Кладько: Я это понимаю, и отвечаю даже не вам, а людям, которые поднимали этот вопрос в такой позиции: это странная дискуссия.

Максим Костиков: Спасибо вам. Это была программа «Теория вероятности». Спасибо, что к нам пришли. Надеюсь, что не в последний раз и мы сможем еще побеседовать о будущем псковского театра. Мы все надеемся, что оно будет таким, каким вы хотите его видеть.

Источник: Псковская Лента Новостей

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина