Интервью Виктора Яковлева, опубликованное на сайте фестиваля «Золотая маска»

- Как вы изначально попали в «Реку Потудань»? Каковы были ожидания от работы над этим спектаклем?

Хочется сказать, что попал случайно, но случайностей не бывает. Во всяком случае, неожиданно, и поначалу надеялся, что не попаду. Режиссер Сергей Чехов пригласил на первую встречу несколько актеров, что называется, с запасом, чтобы было из кого выбрать. Познакомились, каждый что-то рассказал о себе. Когда он начал говорить о предстоящем спектакле, мне все это показалось случайным, беспочвенным, не имеющим отношения к давно любимому Андрею Платонову бредом: какой-то спектакль без слов, какие-то пластические фантазии… Скепсис нарастал, и к концу встречи я уже надеялся, что меня в этой «Потудани» не будет. И когда в приказе «Приступить к работе над спектаклем…» не увидел своей фамилии, ничуть не огорчился, скорее напротив: пронесло, мол. Но через пару недель узнаю, что у режиссера не случился контакт с одним из актеров. Так бывает. И Сергей обратился ко мне с предложением войти в спектакль. Актер в театре, конечно, не имеет права отказываться от ролей, но при желании уважительные причины всегда найдутся. Я решил попробовать. Хотя бы потому, что это Платонов. Но, наверное, и актерский кураж сработал: мне, во всяком случае, интересно попробовать что-то совсем для себя новое.

- Как проходили репетиции? Отличались ли они от «обычного» репетиционного процесса?

Для начала каждый из четверых участников спектакля записал весь рассказ на аудио. Я включился в уже начатый процесс и тоже начал с записи. Потом первая репетиция… поначалу ничего не понимал ни в сценическом языке, ни в предлагаемых режиссером принципах существования. Сработали любопытство и азарт – я включился. Но, честно говоря, и в мыслях не было, что результат окажется сколько-нибудь серьезным и значительным. Тем не менее, спектакль обрастал плотью, как эмбрион, подчиняясь законам одному ему ведомой генетики, заложенной режиссером. В нашем с партнерами молчаливом сосуществовании вдруг рождалось какое-то совершенно новое взаимопонимание, зарождался какой-то странный мир, в котором было легко, понятно и интересно жить. Этот мир обрастал неожиданными (думаю, и для режиссера тоже) деталями. У моего персонажа появилась еще одна ипостась в исполнении молодого актера Дениса Золотарева, очень органично вписавшегося в нарождающуюся на сцене жизнь. Сейчас могу сказать, что это самый странный, самый необычный спектакль из всех, в коих мне довелось играть за почти сорок лет в театре.

- Режиссер спектакля Сергей Чехов любит говорить о том, что никто из актеров в нем не играет определенного персонажа, однако кажется, что именно вы играете Никиту Фирсова, пусть и представленного как более абстрактный мифологический Герой. Что или кого вы играете в первую очередь, и на что вы опирались при работе над этой ролью?

Конечно, мы с Сергеем говорили о многом, даже переписывались по ночам в мессенджере. В этих наших разговорах были произнесены два слова, которые мне показались ключевыми, – восстановление человека. Речь идет о синдроме войны. Последние и самые болезненные для нас – Афган и Чечня. У Платонова это война гражданская: «Ведь целый класс умертвили, это большая работа была». Но ведь и весь ХХ век – это невиданные в истории страдания и потоки крови. У Арсения Тарковского: «К одной могиле другая плотно прилегла…». Впору говорить о синдроме ХХ века. И, если знать, что с физической смертью жизнь не кончается, большой вопрос, что страшнее: убить или быть убитым. Как человеку, вышедшему живым из кровавой бойни, дальше жить? Когда человек в человеке изуродован и он оказывается неспособен, прежде всего и важнее всего, к любви, – вот ведь о чем пронзительно и  проникновенно кричит эта самая тихо журчащая платоновская Потудань. Мучительное, через боль, восстановление человека, – это, на мой взгляд, тема и спектакля, и роли. Один парень в фейсбуке написал о спектакле, что он о попытках искалеченного человека нормально жить после войны. И добавил: «Это то, чего я желаю себе никогда не пережить».

- Насколько строга структура спектакля? Спектаклю год, вы его довольно часто играете и далеко не только в Пскове, меняется ли что-то с течением времени?

Конечно, что-то меняется: природа театра такова, что ни один спектакль на другой не похож. Кто-то точно сравнил, что кино – это консервы, а театр – свежак, парное молоко.

С этим спектаклем вообще мистика какая-то. Я не понимаю природы его воздействия. Не понимаю, хоть убей. Происходит нечто, не подлежащее объяснению. Он нерукотворный какой-то. У нас в начале сезона вышел «Ревизор» в постановке замечательного Петра Шерешевского (я там с пребольшим удовольствием играю Землянику) – классный, сильный спектакль, мне он очень нравится. Но там понятно, почему он такой, то есть механизм его воздействия мне понятен. А почему так воздействует «Потудань», на некоторых просто тотально воздействует, не знаю. Я не уверен, что и сам Чехов понимает, что он сделал, – так бывает с художниками. Я видел два спектакля Сергея Чехова, один в записи, другой вживую, один поставлен до нашей «Потудани», другой после. Я вижу чрезвычайно одаренного художника в процессе активного поиска своего языка для своих «любимых дум» (Пушкин). И мне кажется, именно в «Потудани» он максимально приблизился к самому себе.

- Что происходит в сцене, когда вы один пристально вглядываетесь в зрителей? Что для вас эта сцена?

Серёжа Чехов отзывчив на актерские предложения, — качество, свойственное далеко не всем режиссерам. Сцена сама родилась на репетиции. Когда на меня надвигаются темные стихии (в лице партнеров), и я, прижатый к порталу, буду вот-вот раздавлен, выход остается один – шагнуть сквозь четвертую стену. Тут-то и увидел, что кроме нас тут есть еще люди… Пространство спектакля на какой-то момент резко расширилось, «наехало» на зрителей… Потом Сергей это замечательно «оформил» режиссерски.

- Как вы считаете, вам как зрителю интересно было бы смотреть «Реку Потудань»? Насколько вам вообще интересен современный театр, новые имена и течения в искусстве?

Прежде всего, интересно поучаствовать в хороших спектаклях. В Псковском театре сейчас, пожалуй, самый интересный период. Во всяком случае, за последние почти сорок сезонов, что я здесь работаю. Жизнь строит совершенно непредсказуемые сценарии. Наверное, в каждом театре актеры мечтают о хорошем главном режиссере, и это понятно: уровень театра равен масштабу дарования худрука. Но мне, да и не только мне, и в голову не приходило, что возможен какой-то плодотворный театральный тандем кинорежиссера (и продюсера) и театрального критика – худрука Дмитрия Месхиева и арт-директора Андрея Пронина, который всегда в гуще нынешних театральных поисков. Они «подвозят» нам первоклассных режиссеров. Рискуют, да, но без риска нет удачи. Результат очевиден: мы впервые стали номинантами Золотой Маски. Мы играем свои спектакли в обеих столицах, участвуем в престижнейших фестивалях, о нас пишут ведущие театральные критики. У нашей «Потудани» впереди участие в фестивале «Европейская весна» в Архангельске и Платоновский фестиваль в Воронеже, на родине писателя, и хочется верить, что это только начало.

Но интересно и смотреть. Конечно, театр – дело живое, он меняется, и людям старшего поколения не всегда легко это принять. Но так было во все времена: новое входит в жизнь независимо от того, нравится нам это или нет. И во все времена были спектакли выдающиеся, хорошие и так себе. Жизнь театра – тоже река, в которую невозможно войти дважды. Сегодня нам посчастливилось войти в «Потудань».

                                                                                                                Василий Еленкин, сайт «Золотая маска»

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина